Меланезийская мифология - Melanesian mythology - Wikipedia

Меланезийская мифология фольклор, мифы и религия Меланезия - в архипелаги из Новая Гвинея, то Торресов пролив Острова Адмиралтейские острова, Соломоновы острова, Новая Каледония и Вануату. Профессор Роланд Беррейдж Диксон написал отчет о мифологии этого региона для Мифология всех рас, который был опубликован в 1916 году.

С того времени в регионе возникли новые культы и легенды в результате воздействия западных цивилизаций и их миссионеров. К ним относятся карго культы в котором туземцы пытаются восстановить поставку материальных благ, которые были побочным эффектом кампании в этом регионе во время Тихоокеанская война.

География

Меланезия делится на два географических подразделения: Новая Гвинея с меньшими соседними островами, образующими один, и длинной серией островов, лежащих к северу и востоку от него, от Адмиралтейская группа к Новая Каледония и Фиджи, составляя другой. С антропологической точки зрения население меланезийского региона чрезвычайно сложно и состоит из нескольких различных расовых типов. Хотя подробные сведения об этой местности все еще слишком фрагментарны, чтобы делать какие-либо выводы, кроме предварительных, можно сказать, что можно выделить по крайней мере три группы. Предположительно наиболее древними и лежащими в основе всех остальных, хотя теперь они ограничены некоторыми из наиболее труднодоступных частей внутренней части Новой Гвинеи и, возможно, несколькими островами Восточного архипелага, являются некоторые из них. Негрито или негритоподобные племена, о которых мы пока располагаем лишь скудными подробностями. Основная часть населения внутренней части Новой Гвинеи, значительных участков ее южного, юго-западного и северного побережья и некоторых частей других островов образует второй слой, известный как Папуас. Мифологический материал из них крайне скуден. Третий тип - это та, которая занимает большую часть юго-востока Новой Гвинеи вместе с частью ее северного и северо-западного побережья и составляет большинство жителей островов, простирающихся от Адмиралтейских островов до Фиджи. Строго говоря, термин «меланезийцы» следует применять только к этой группе; и из него и из папуо-меланезийских смесей была получена большая часть мифологического материала, доступного в настоящее время.

Совершенно очевидно, что пока невозможно адекватно представить мифологию всей меланезийской области, используя этот термин в его более широком географическом смысле; Максимум, что можно сделать, - это представить схему материала, взятого из того, что явно является последним слоем населения, и дополнить его, когда это возможно, такой отрывочной информацией, которой мы располагаем от более старой Папуасской группы. О мифологии негрито здесь, как и в случае с Индонезией, абсолютно ничего не известно.

Резюме

Материал по мифологии Меланезии, хотя и неполный и фрагментарный, кажется, довольно ясно доказывает существование двух отдельных слоев, один из которых может быть назван папуасским, а другой - меланезийским. Первый лучше всего представлен среди Кай племена региона к северу от Huon Gulf в Немецкая Новая Гвинея, а также Бейнинг и Сулька северной Новой Британии и может быть прослежен более или менее ясно среди оставшихся прибрежных племен как Германской, так и Британской Новой Гвинеи; в то время как это гораздо менее очевидно в Острова Бэнкс, то Новые Гебриды, и Фиджи. С другой стороны, меланезийский пласт, возможно, лучше всего развит в восточной Меланезии, т.е. Санта Круз, острова Бэнкс, Новые Гебриды и Фиджи; хотя он хорошо представлен во всех прибрежных районах Новой Гвинеи, среди прибрежных племен северной Новой Британии и в Адмиралтейские острова. То, что было названо папуасским типом мифологии, по-видимому, характеризуется относительным отсутствием космогонических мифов, преобладанием призраков и общей простотой и наивностью; и эта категория также, по-видимому, демонстрирует широкое развитие рассказов только о местном распространении, что соответствует дискретности и отсутствию связи с лингвистической стороны. С другой стороны, меланезийский слой демонстрирует значительно большую эволюцию на стороне космогонии, особую любовь к каннибалистическим сказкам и рудиментарный дуалистический характер, который раскрывается во многих историях о мудрых и глупых братьях-героях культуры. Дальнейшее изучение этого меланезийского типа, кажется, указывает на то, что это ни в коем случае не единица, хотя из-за характера материала любые выводы должны быть полностью предварительными. Предлагается следующая группировка:

1. мифы об общем распространении по всей Меланезии;
2. те, которые более или менее строго ограничены Новой Гвинеей и ее ближайшими окрестностями; и
3. те, которые также ограничены в их распространении на Фиджи, Новые Гебриды, а также на острова Банкс и Санта-Крус.

Если теперь, вместо того, чтобы ограничивать наш взгляд только Меланезией, мы включим всю территорию Океании и попытаемся раскрыть взаимосвязь меланезийской мифологии с мифологией соседних частей, то окажется, что, хотя из двух основных типов (папуасский и Меланезийский) первый имеет мало общего с какими-либо другими регионами Океании, последний, напротив, обнаруживает многочисленные и интересные отношения с Индонезия, Микронезия, и Полинезия, а некоторые даже с Австралия. Происшествия меланезийского типа, которые обнаруживают сходство с этими другими областями, можно разделить на четыре группы:

1. те, у кого есть сходство только с Индонезией;
2. только с Полинезией;
3. как с Индонезией, так и с Полинезией; и
4. с Микронезией.

Первая из этих групп представлена ​​в Новой Гвинее гораздо сильнее, чем на восточном архипелаге; а в Новой Гвинее он гораздо более заметен на северном побережье, чем на южном. Казалось бы, проявляется влияние Индонезии, которое в ходе миграции на восток не распространялось за пределы Меланезии и которое было более сильным в Новой Гвинее и ее окрестностях, чем на восточных и более отдаленных архипелагах. Вторая группа - довольно неожиданно -, как и первая, более заметна в Новой Гвинее, чем на востоке, но лучше представлена ​​на южном побережье, чем первая группа. Судя по характеру происшествий и их распространению в Меланезии и Полинезии, эта группа, по всей видимости, включает (а) инциденты преимущественно меланезийского происхождения, заимствованные полинезийскими предками и перенесенные с ними в Полинезию, и (б) инциденты развития Полинезии, которые были передается на запад в результате возможного позднего рефлекса полинезийских народов в части восточной Меланезии.

Третья группа, включающая мифы-инциденты из Индонезии, Меланезии и Полинезии, контрастирует с обеими остальными тем, что лучше всего представлена ​​в восточной Меланезии. Теоретически эти инциденты можно рассматривать как часть инцидентов, принесенных полинезийскими предками из своих индонезийских домов и сохранившихся ими до сих пор в Полинезии. Таким образом, их присутствие в Меланезии было бы гипотетически связано с тем, что они были захвачены мигрантами-полинезийцами, и можно было бы ожидать их более заметного положения на восточном архипелаге, поскольку предположительно именно в этой области, а не в Новой Гвинее, во время их миграции, полинезийские предки сделали свою самую долгую остановку и оказали наибольшее влияние на коренное население. Последняя группа, которая состоит из инцидентов, характерных для Меланезии и Микронезии, примерно одинаково представлена ​​в Новой Гвинее и на восточном архипелаге. Относительно большое количество сходств между Микронезией и Меланезией - это только то, чего мы должны ожидать, благодаря многочисленным свидетельствам, полученным из других источников, о взаимоотношениях между народами этих двух регионов; но степень согласия с восточной Меланезией весьма поразительна.

Мифы о происхождении и потоп

По-видимому, одной из ярких характеристик мифологии меланезийского региона является почти полное отсутствие мифов о происхождении мира. За одним или двумя исключениями, кажется, что Земля всегда существовала в той же форме, что и сегодня. Часть населения Адмиралтейских островов считала, что когда-то не было ничего, кроме обширного моря; и один миф гласит, что в этом море плавал большой змей, который, желая места, на котором он мог бы отдохнуть, крикнул: «Пусть риф поднимется!», и риф поднялся из океана и стал сушей. Другая версия отличается тем, что мужчина и женщина, плывя по первобытному морю, забрались на кусок плавника и гадали, высохнет океан или нет. Наконец воды полностью отступили, и земля показалась покрытой холмами, но бесплодной и безжизненной; после чего два существа сажали деревья и создавали различные виды пищи. В Новая Британия, среди прибрежных племен Полуостров Газель, мы находим знакомую историю вылова рыбы со дна моря, задачу, которую выполнили два брата-героя культуры, То-Кабинана и То-Карвуву, о некоторых других деяниях которых мы расскажем позже. Та же история, но несколько более подробно, встречается и в южной Новые Гебриды. Эта концепция первобытного моря широко распространена в центральной Полинезия, Микронезия, и Индонезия, и, возможно, важно то, что он, по-видимому, встречается в Меланезии только на ее северной окраине, где теоретически можно было бы ожидать контакта с немеланезийскими народами. Однако гораздо более тесная связь с Полинезией проявляется в другом классе мифов о происхождении, к которым мы можем теперь обратиться.

Если мало интереса к возникновению мира в районе Меланезии, то нельзя сказать то же самое о происхождении человечества, поскольку по этому вопросу существует значительный и весьма разнообразный материал. Можно выделить три типа мифов: один - миф, в котором человечество непосредственно создано каким-то божеством или существовавшим ранее существом; во-вторых, то, в чем человек возникает спонтанно или магически; и, в-третьих, там, где человечество спускается на землю с небесной земли.

Сотворение человечества

На Адмиралтейских островах говорят, что Мануал был один и очень хотел жену; Итак, он взял свой топор, пошел в лес и срубил дерево, и после того, как он вылепил из ствола фигуру женщины, он сказал: «Мои дрова там, стань женщиной!», и образ пришел в жизнь. в Острова Бэнкс Рассказывается несколько более сложная история. Кат был первым, кто создал человека, вырезав дрова из драцена -дерево и сформировать его в виде шести фигур, трех мужчин и трех женщин. Когда он закончил их, он спрятал их в течение трех дней, после чего он вывел их и поставил. Танцуя перед ними и видя, что они начали двигаться, он ударил в барабан перед ними, и они двигались еще больше, и «таким образом он вовлек их в жизнь, чтобы они могли стоять сами по себе». Затем он разделил их на три пары: муж и жена. Теперь Марава, злобный и завистливый парень, увидел, что сделал Кат, и решил поступить так же. Итак, он взял дерево другого сорта, и когда он вылепил изображения, он установил их и бил в барабан перед ними, и дал им жизнь, как это сделал Кат. Но когда он увидел их движение, он вырыл яму и накрыл дно кокос листья, похоронив в нем своих мужчин и женщин на семь дней; и когда он выкопал их снова, он нашел их безжизненными и разложившимися, что было причиной смерти среди людей. Согласно другой версии из той же местности, хотя первый мужчина был сделан Катом из красной глины, он создал первую женщину из прутьев и колец из гибких веток, покрытых лентами саго ладони, точно так же, как они делают высокие шляпы, которые используются в священных танцах.

История сотворения человека из земли рассказывается на Новых Гебридских островах. «Такайо сделал из глины десять фигур людей. Когда они закончили, он вдохнул в них воздух, вдохнул в их глаза, уши, рты, руки, ноги, и таким образом изображения ожили. Но все люди, которые у него были, были Такаро не был удовлетворен, поэтому он сказал им развести огонь и приготовить еду. Когда они это сделали, он приказал им остановиться и бросил в одного из них фрукт, и вот! мужчин превратили в женщину. Затем Такаро приказал женщине пойти и остаться в доме. Через некоторое время он послал к ней одного из девяти мужчин просить огня, и она приветствовала его как своего старшего брата. Вторая была послана просить воды, и она приветствовала его как своего младшего брата. И так одного за другим она приветствовала их как родственников, всех, кроме последнего, и его она позвала своего мужа. Так Такаро сказал ему: «Возьми она как ваша жена, и вы двое будете жить вместе ». Еще одна версия из Новой Британии. Вначале существо нарисовало две фигу людей на землю, а затем, порезавшись ножом, он окропил два рисунка своей кровью и покрыл их листьями, в результате чего они ожили как То-Кабинана и То-Карвуву. Тогда первый забрался на кокосовое дерево, на котором росли светло-желтые орехи, и, сорвав два незрелых, бросил их на землю, где они лопнули и превратились в двух женщин, которых он взял себе в жены. Его брат спросил его, как он стал одержим этими двумя женщинами, и То-Кабинана сказал ему. Соответственно То-Карвуву тоже забрался на дерево и так же бросил две гайки; но они упали так, что их нижняя сторона ударилась о землю, и от них вышли две женщины с унылыми уродливыми носами. Итак, То-Карвуву завидовал, потому что жены его брата выглядели лучше, чем его, и он взял одну из супругов То-Кабинаны, бросив двух уродливых женщин, которые были его собственными.

Другая версия из того же региона более четко показывает различие между характерами двух братьев и, кроме того, служит для объяснения двух классов брака, на которые делятся люди. То-Кабинана сказал То-Карвуву: «Возьми два светлых кокосовых ореха. Один из них ты должен спрятать, а другой принеси мне». То-Карвуву, однако, не послушался, но взял один светлый и один темный орех, и, спрятав последний, он принес светлый орех своему брату, который привязал его к носу своего каноэ и уселся в него. нос, вышедший в море. Он не обратил внимания на шум, издаваемый гайкой, когда она ударилась о борт его каноэ, и не огляделся. Вскоре кокосовый орех превратился в красивую женщину, которая села на нос байдарки и управляла рулем, а То-Кабинана греб. Когда он вернулся на землю, его брат был очарован этой женщиной и хотел взять ее в жены, но То-Кабинана отказал ему в просьбе и сказал, что теперь они сделают другую женщину. Соответственно, То-Карвуву принес другой кокосовый орех, но когда его брат увидел, что он был темного цвета, он упрекнул То-Карвуву и сказал: «Ты действительно глупый парень. Ты навлек страдания на нашу смертную расу. теперь мы будем разделены на два класса, на вас и нас ". Затем они привязали кокосовый орех к стеблю каноэ, и, как и прежде, грести орех превратился в чернокожую женщину; но когда они вернулись на берег, То-Кабинана сказала: «Увы, ты только погубил нашу смертную расу. Если бы все мы были только светлокожими, мы не умерли бы. Теперь же эта темнокожая женщина произведет одна группа, а светлокожие женщины - другая, и светлокожие мужчины будут жениться на темнокожих женщинах, а темнокожие мужчины будут жениться на светлокожих женщинах ". Так То-Кабинана разделил человечество на два класса.

Происхождение человечества из других источников

Обращаясь теперь ко второму типу рассказов о происхождении человечества, сначала можно рассмотреть вера в прямое или косвенное происхождение от птиц. На Адмиралтейских островах, по одной из версий, голубь родил двух детенышей, один из которых был птицей, а другой - мужчиной, ставших предком человечества в результате кровосмесительного союза со своей матерью. Другая версия гласит, что черепаха отложила десять яиц, из которых вылупились восемь черепах и два человека, один мужчина и одна женщина; и эти двое, поженившись, стали предками как светлокожих, так и темнокожих людей. Говорят, что на другой оконечности Меланезии, на Фиджи, птица отложила два яйца, которые вылупил Нденгеи, великий змей, мальчик из одного и девочка из другого. Вариант этого находится в Торресов пролив где, по мнению жителей Восточных островов, из птицы, отложившей яйцо, развился личинка или червь, который затем превратился в человека.

Мифы о происхождении людей или божеств из сгустка крови представляют интерес в их связи с другими районами Океании. Одна версия снова исходит с Адмиралтейских островов. Женщина по имени Хи-аса, которая жила одна, однажды порезала палец во время бритья. панданус полоски. Собрав кровь из раны в раковину мидии, она накрыла ее крышкой и отложила; но когда через одиннадцать дней она заглянула в скорлупу, в ней оказалось два яйца. Она прикрыла их, и через несколько дней они лопнули, в результате чего родился мужчина, а в другом - женщина, которые стали родителями человечества. В одном из рассказов о соседнем острове Новая Британия говорится о том же происхождении двух братьев То-Рабинана и То-Карвуву. Когда старуха бродила по морю в поисках моллюсков, у нее болели руки, поэтому она взяла две острые полоски панданус, она поцарапала и порезала сначала одну руку, затем вторую. Две полоски пандануспокрытая кровью, она лежала в куче мусора, которую собиралась сжечь; но через некоторое время куча начала набухать, и когда она собиралась поджечь его, она увидела, что два мальчика выросли из ее крови - из крови ее правой руки, То-Кабинаны, и из крови ее левой руки. рука, То-Карвуву. В нескольких местах в Германской Новой Гвинее мы находим похожие рассказы о детях, происходящих из сгустков крови, хотя здесь они не считаются родителями человечества.

Происхождение человечества от растений, кажется, определенно установлено только на Соломоновых островах, где, как говорят, на стебле растения начали прорастать два узла. сахарный тростник и когда тростник под каждым ростком лопнул, из одного вырос мужчина, а из другого - женщина, и они стали родителями человечества. С этим можно сравнить сказки из Новой Британии. Двое мужчин (иногда их называют То-Кабинана и То-Карвуву) ловили рыбу ночью, и пока они были заняты этим, кусок дикого сахарного тростника поплыл в сеть и запутался. Расцепив его, они выбросили его, но он снова запутался и снова был отброшен. Однако когда его поймали в третий раз, они решили посадить его, что и сделали. Приживаясь, трость росла, и через некоторое время она начала набухать, пока однажды, когда двое мужчин отсутствовали на работе, стебель лопнул, и из него вышла женщина, которая приготовила еду для мужчин, а затем вернулась к ней. убежище. Эти двое вернулись с работы и были очень удивлены, обнаружив, что их еда уже готова для них; но поскольку то же самое произошло на следующий день, на следующее утро они спрятались, чтобы посмотреть, кто приготовил их еду. Через некоторое время стебель открылся, и женщина вышла, после чего они немедленно схватили ее и держали. В некоторых версиях женщина стала женой одного из мужчин, и все человечество, как предполагается, произошло от этой пары. Происхождение первой женщины от дерева и первого мужчины от земли дано папуасскими племенами Элема в Британской Новой Гвинее; в то время как на Новых Гебридских островах первая женщина, как говорят, произошла от каури -оболочка, которая превратилась в женщину.

О происхождении человека из камня рассказывают Бейнинг Новой Британии. Сначала единственными существами в мире были солнце и луна, но они поженились, и от их союза родились камни и птицы, первые впоследствии превратились в мужчин, вторые - в женщин, и от них произошли бейнинги. В Группе Бэнкс происхождение самого Ката приписывается камню, который вначале раскололся и породил культурного героя - концепция, которая напоминает сказки об источнике первых сверхъестественных существ в Тонга, Celebes, а Союз и Гилберт Группы. О третьем типе мифов о зарождении человечества до сих пор сообщалось, по-видимому, только в одной части Германской Новой Гвинеи.

Происхождение моря

Хотя для Меланезии характерно отсутствие мифов о происхождении мира, довольно широко распространены рассказы об источнике моря. Как сообщает Baining в Новой Британии, история выглядит следующим образом. Вначале море было очень маленьким - только крохотное отверстие для воды, принадлежавшее старушке, из которого она брала соленую воду для придания вкуса своей пище. Она скрывала отверстие под тканью тапа, и хотя двое ее сыновей неоднократно спрашивали ее, откуда она взяла соленую воду, она отказывалась отвечать. Поэтому они решили посмотреть и в конце концов удивили ее, когда она подняла крышку и окунула в соленую воду. Когда она ушла, они подошли к месту и разорвали крышку; и чем дальше они рвались, тем больше становилось отверстие для воды. Испугавшись этого, они убежали, каждый из которых держал в руках по уголку ткани; и таким образом вода распространялась и распространялась, пока не превратилась в море, которое поднялось так, что только несколько скал, покрытых землей, остались над ним. Когда старуха увидела, что море постоянно увеличивается, она испугалась, что весь мир будет покрыт им, поэтому поспешно посадила несколько веток вдоль края берега, чтобы не дать океану уничтожить все.

Происхождение солнца и луны

О происхождении солнца и луны рассказывают разные сказки. На Адмиралтейских островах говорят, что, когда море высохло и появился человек, первые два существа после посадки деревьев и создания пищевых растений сделали два гриба, один из которых человек бросил в небо, создав луну, а женщина подбросила другую вверх и образовала солнце. Другое мнение дают жители южной части Британской Новой Гвинеи. Согласно этому, однажды человек копал глубокую яму, когда он обнаружил луну как небольшой яркий объект. После того, как он вынул его, оно начало расти и, наконец, вырвавшись из его рук, поднялось высоко в небо. Если бы Луна оставалась в земле до тех пор, пока она не родилась естественным образом, она дала бы более яркий свет; но поскольку он был извлечен преждевременно, он испускает только слабые лучи. С этим мы можем сравнить рассказ из Немецкой Новой Гвинеи, в котором рассказывается, как Луну спрятала в сосуде старуха. Некоторые мальчики обнаружили это и, придя тайно, открыли кувшин, после чего вылетела луна; и хотя они пытались удержать его, он выскользнул из их рук и поднялся в небо, неся следы их рук на своей поверхности. Народ Остров Вудларк есть еще одна сказка, в которой происхождение солнца и луны связано с происхождением огня. В соответствии с этим вначале старуха была единственной хозяйкой огня, и только она могла есть приготовленную пищу, в то время как другие люди должны были есть свою сырую. Ее сын сказал ей: «Ты жестока. Ты видишь, что таро снимает кожу с нашего горла, но ты не даешь нам огня, чтобы приготовить его»; но поскольку она оказалась непреклонной, он украл часть пламени и отдал его остальному человечеству. В гневе на его поступок старуха схватила то, что осталось от ее огня, разделила его на две части и бросила их в небо, большая часть, таким образом, стала солнцем, а меньшая - луной.

Во всех этих мифах Солнце и Луна рассматриваются как неодушевленные объекты или, по крайней мере, таковы по своему происхождению. Другая группа сказок считает их живыми существами. В качестве примера мы можем взять версию, данную одним из племен Массим район Британской Новой Гвинеи. Однажды женщина, которая наблюдала за своим садом у океана и увидела огромную рыбу, плывущую по волнам прибоя, вышла в воду и поиграла с рыбой, продолжая делать это несколько дней. Постепенно нога женщины, о которую терлась рыба, начала опухать и становилась болезненной, пока, наконец, она не заставила отца сделать разрез на опухоли, когда из нее выскочил младенец. Мальчик, которого звали Дудугера, рос среди других детей деревни, пока однажды, играя в игру, он бросил дротик в других детей, а не в цель, после чего они рассердились и оскорбляли его, насмехаясь над ним. с его отцовством. Опасаясь, что другие действительно могут причинить ему вред, мать Дудугеры решила отправить его к отцу; поэтому она отвела мальчика на пляж, после чего пришла большая рыба, схватила его ртом и унесла далеко на восток. Перед отъездом Дудугера предупредил свою мать и родственников, чтобы те укрылись под большой скалой, так как вскоре, по его словам, он заберется в скалу. панданус-дерево и оттуда в небо, и, как солнце, уничтожит все своим теплом. Так и случилось: за исключением его матери и ее родственников, которые прислушались к совету Дудугеры, погибло почти все. Чтобы предотвратить их полное уничтожение, его мать взяла лайм-калебас и, взобравшись на холм, возле которого восходило солнце, бросила известью ему в лицо, когда он поднимался, что заставило солнце закрыть ему глаза и, таким образом, уменьшить количество высокая температура.

Представление о том, что изначально не было ночи, довольно характерно для мифологии Меланеслана: день был вечным, а ночь была открыта или принесена человечеству. в Острова Бэнкс после того, как Кат создал людей, свиней, деревья и камни, он все еще не знал, как создать ночь, потому что дневной свет был непрерывным. Его братья сказали ему: «Это совсем не приятно. Здесь только день. Разве ты не можешь что-нибудь для нас сделать?» Кат услышал, что в Ваве на островах Торрес была ночь, поэтому он взял свинью и отправился в Ваву, где купил ночь у Ай-Кунга, Ночи, который там жил. В других источниках говорится, что Кат приплыл к краю неба, чтобы купить ночь у Ночи, которая почернела ему брови, показала ему сон и научила его создавать рассвет. Кат вернулся к своим братьям, принеся птицу и других птиц, чтобы предупредить о рассвете. Он умолял своих братьев приготовить грядки из кокосовых листьев. Тогда они впервые увидели, как солнце садится на западе, и закричали Кату, что оно уползает. «Он скоро уйдет, - сказал он, - и если вы увидите изменение на лице земли, то это ночь». Тогда он отпустил ночь. «Что это выходит из моря?» воскликнул, 'и покрывая небо?' «Это ночь, - сказал он, - сядьте по обе стороны дома, и когда почувствуете что-то в глазах, лягте и помолчи». Вскоре стало темно, и их глаза начали мигать. "Кат! Кат! Что это? Мы умрем?" «Закрой глаза, - сказал он, - все, иди спать». Когда ночь продлилась достаточно долго, петух запел, а птицы щебетали; Кат взял кусок красного обсидиана и разрезал им ночь; свет, на который распространилась ночь, снова засиял, и братья Ката проснулись.

Источник огня

Мифы о происхождении огня представляют в районе Меланезии ряд интересных типов. Мы можем начать с формы, широко распространенной в Британской Новой Гвинее. Согласно версии, рассказанной Моту, у предков нынешних людей не было огня, и они ели пищу сырой или готовили ее на солнце, пока однажды они не почувствовали дым, поднимающийся над морем. Собака, змея, бандикут, птица и кенгуру - все видели этот дым и спрашивали: «Кто пойдет за огнем?» Сначала змея сказала, что предпримет попытку, но море было слишком сильным, и он был вынужден вернуться. Потом бандикут ушел, но ему тоже пришлось вернуться. Один за другим все пытались, кроме собаки, и все безуспешно. Затем пес пустился в плавание и поплыл, пока не достиг острова, откуда поднимался дым. Там он увидел женщин, готовящих на костре, и схватив пылающую головню, он побежал к берегу и благополучно поплыл с ней обратно на материк, где отдал ее всему народу.

Некоторые племена масимов восточной части Британской Новой Гвинеи дают совершенно иное происхождение, согласно которому люди вначале не имели огня, а просто грели и сушили пищу на солнце. Однако была некая старуха по имени Гога, которая таким образом приготовила еду для десяти юношей, но для себя она приготовила еду на огне, полученном от собственного тела. Каждый день перед тем, как мальчики приходили домой, она убирала все следы огня и каждый клочок приготовленной еды, чтобы они не узнали ее секрета; но однажды кусок вареного таро случайно попал в пищу ребят, и когда младший съел его, он обнаружил, что оно намного лучше того, что ему обычно давали. Юноши решили открыть секрет, поэтому на следующий день, когда они пошли на охоту, младшая спряталась дома и увидела, как старуха вынимает огонь из своего тела и готовит из него. После того, как его товарищи вернулись, он рассказал им о том, что видел, и они решили украсть часть огня. Соответственно, на следующий день они срубили огромное дерево, через которое все пытались перепрыгнуть, но только младшему удалось, поэтому они выбрали его, чтобы украсть огонь. Он дождался, пока остальные ушли, а затем, поползая обратно в дом, схватил головню, когда старуха не смотрела, и убежал с ней. Старуха гналась за ним, но он перепрыгнул через дерево, чего она не смогла. Однако, когда он бежал, клеймо обожгло ему руку, и он уронил ее в сухую траву, которая загорелась и поджег огонь. панданус-дерево, которое было рядом. Теперь, в дупле этого дерева, жила змея, хвост которой загорелся и горел, как факел. Старуха, обнаружив, что не может настигнуть вора, вызвала сильный дождь, надеясь таким образом погасить огонь, но змея осталась в его норе, и его хвост не погас. Когда дождь прекратился, мальчики вышли искать огонь, но не нашли его, потому что дождь все потушил; но наконец они увидели дыру в дереве, вытащили змею и отломили ей хвост, который все еще горел. Затем, сделав большую груду дров, они подожгли ее, и люди из всех деревень пришли и получили пламя, которое они унесли с собой домой. "Разные люди использовали разные породы дерева для своих головных уборов, и деревья, из которых они взяли свои марки, стали их питани (тотемы ). «Змея в этой сказке играет роль спасителя огня; но в других формах мифа змея является настоящим источником или носителем огня. Версия с Адмиралтейских островов гласит: Дочь Улимгау ушла Змей увидел ее и сказал: «Пойдем!», а женщина ответила: «Кто бы хотел тебя в мужья? Ты змей. Я не выйду за тебя замуж ». Но он ответил:« Мое тело действительно змеиное, но моя речь - человеческая. Пойдем! »И женщина пошла и вышла за него замуж, и через некоторое время она родила мальчика и девочку, и ее муж-змей увел ее и сказал:« Иди, я позабочусь о них и накормлю их ». змей кормил детей, и они росли. И однажды они были голодны, и змей сказал им: «Пойди и поймай рыбу». И они поймали рыбу и принесли их своему отцу. И он сказал: «Приготовьте Рыба ». И они ответили:« Солнце еще не взошло ». Вскоре солнце встало и согрело рыбу своими лучами, и они ели пищу, еще сырую и окровавленную. Затем змей сказал им:« Вы двое. духи, потому что вы едите сырую пищу. Может, ты меня съешь. Ты, девочка, останься; and you, boy, crawl into my belly." And the boy was afraid and said, "What shall I do?" But his father said to him, "Go," and he crept into the serpent's belly. And the serpent said to him, "Take the fire and bring it out to your sister. Come out and gather coco-nuts and yams and taro and bananas." So the boy crept out again, bringing the fire from the belly of the serpent. And then having brought the food, the boy and girl lit a fire with the brand which the boy had secured and cooked the food. And when they had eaten, the serpent said to them, "Is my kind of food or your kind of food the better?" And they answered, "Your food is good, ours is bad."

Similar to this in that the igneous element was obtained from snakes, but on the other hand suggesting aflinities with the fire-quest of the Polynesian Мауи, is a myth current in New Britain. There was once a time when the Сулька were ignorant of fire; but one day a man named Emakong lost one of his ornaments, which fell into a stream. Taking off his loin-cloth he jumped in and dove to recover the lost object, but was amazed, on reaching the bottom, to find himself in the yard of a house. Many people came up and asked him his name, and when he replied that he was called Emakong, one of them said, "Oh, that is also my name," whereupon he took the bewildered man to his house and gave him a new loin-cloth. Great was Emakong's astonishment to see a fire in the house. At first he was afraid of it, but after he had been given cooked food and had found this much better than the raw viands which he had always eaten before, he lost his fear of the new thing. When it became night, the crickets began to sing and this also alarmed him, for in the world above there was no night, and crickets were unknown. His terror became still greater, however, when he heard resounding claps of thunder from every side and saw all the people turn into snakes in order to sleep. His namesake reassured him, however, and said that he need not fear, for this was their custom, and that when day should come again, all would return to their human form. Then, with a loud report, he also changed into a snake, and Emakong alone retained the shape of man. In the morning, when the birds sang to announce the coming day, he awoke, and with a crash all the serpents again turned into men. His namesake now did up a package for him, containing night, some fire, some crickets, and the birds that sing at dawn, and with this Imakong left, rising through the water. On reaching the shore, he threw the fire into dry grass, but when the people saw the blaze and heard the crackling of the flame, they were greatly alarmed and all fled. Emakong, however, ran after them and telling them of his adventures, explained to them the use of the things that he had brought.

Origin of death

Although not cosmogonic in the stricter sense of the term, we may conveniently include here the myths given to account for the origin of death. According to the version current in Амбрим, the good and the malicious deities were discussing man after he had been made. The former said: "Our men seem to get on well, but haven't you noticed that their skins have begun to wrinkle? They are yet young, but when they are old, they will be very ugly. So when that happens, we will flay them like an eel, and a new skin will grow, and thus men shall renew their youth like the snakes and so be immortal." But the evil deity replied: "No, it shall not be that way. When a man is old and ugly, we will dig a hole in the ground and put the body in it, and thus it shall always be among his descendants." And because the one who has the last word prevails, death came into the world.

With this we may compare another form of myth as told in the Banks Islands, according to which, in the beginning men did not die, but cast their skins like snakes and crabs, and thus renewed their youth. One day an old woman went to a stream to change her skin and threw the old one into the water where, as it floated away, it caught upon a stick. When she went home, her child refused to recognize her in her new and youthful form, and to pacify the infant, who cried without ceasing, she returned and got her old skin, and put it on again. From that time men have ceased to cast their skins and have died when they grew old.

According to other tales, death was due to a mistake. Thus in the Banks Islands it is said that in the beginning men lived forever, casting their skins, and that the permanence of property in the same hands led to much trouble. Qat, therefore, summoned a man called Mate ("Death") and laid him on a board and covered him over; after which he killed a pig and divided Mate's property among his descendants, all of whom came and ate of the funeral feast. On the fifth day, when the conch-shells were blown to drive away the ghost, Qat removed the covering, and Mate was gone; only his bones were left. Meanwhile, Qat had sent Tagaro the Foolish to watch the way to Panoi, where the paths to the underworld and the upper regions divide, to see that Mate did not go below; but the Fool sat before the way of the world above so that Mate descended to the lower realms; and ever since that time all men have followed Mate along the path he took.

Still another explanation is that death was due to disobedience. Thus the Baining in New Britain say that one day the sun called all things together and asked which wished to live forever. All came except man; so the stones and the snakes live forever, but man must die. Had man obeyed the sun, he would have been able to change his skin from time to time like the snake, and so would have acquired immortality.

As a last example of this class of myths we may take one which attributes the origin of death to ingratitude. In the Admiralty Group one account states that a man once went out fishing; but since an evil spirit wished to kill and eat him, he fled into the forest. There he caused a tree to open, and creeping inside, the tree closed again, so that when the evil being came, he did not see his victim and went away, whereupon the tree opened, and the man came out. The tree said to him, "Bring to me two white pigs," so the man went to his village and got two pigs, but he cheated the tree in that he brought only a single white one, the other being black whitened with chalk. For this the tree rebuked him and said: "You are unthankful, though I was good to you. If you had done what I had asked, you might have taken refuge in me whenever danger threatened. Now you cannot, but must die." So, as a result of this man's ingratitude, the human race is doomed to mortality and cannot escape the enmity of evil spirits.

Deluge and Flood

Of deluge-myths from the Melanesian area, only a few have been reported which do not bear the marks of missionary influence. As told in British New Guinea, the story runs that once a great flood occurred, and the sea rose and overflowed the earth, the hills being covered, and people and animals hurrying to the top of Tauaga, the highest mountain. But the sea followed and all were afraid. Yet the king of the snakes, Raudalo, did not fear. "At last he said to his servants, 'Where now are the waters?' And they answered, 'They are rising, lord.' Yet looked he not upon the flood. And after a space he said again, 'Where now are the waters?' and his servants answered as they had done before. And again he inquired of them, 'Where now are the waters?' But this time all the snakes, Titiko, Dubo and Anaur, made answer, 'They are here, and in a moment they will touch thee, lord.'

"Then Raudalo turned him about, . . . and put forth his forked tongue, and touched with the tip of it the angry waters which were about to cover him. And on a sudden the sea rose no more, but began to flow down the side of the mountain. Still was Raudalo not content, and he pursued the flood down the hill, ever and anon putting forth his forked tongue that there might be no tarrying on the way. Thus went they down the mountain and over the plain country until the sea shore was reached. And the waters lay in their bed once more and the flood was stayed."

Another tale from this same region presents features of interest. One day a man discovered a lake in which were many fish; and at the bottom of the lake lived a magic eel, but the man knew it not. He caught many fish and returned the next day with the people of his village whom he had told of his discovery; and they also were very successful, while one woman even laid hold of the great eel, Abaia, who dwelt in the depths of the lake, though he escaped her. Now Abaia was angry that his fish had been caught and that he himself had been seized, so he caused a great rain to fall that night, and the waters of the lake also rose, and all the people were drowned except an old woman who had not eaten of the fish and who saved herself in a tree. The association of snakes and eels with the deluge in these tales strongly suggests the type of deluge-myth current in parts of Indonesia, and known also apparently in the Cook Group.

Geographical flow

From the examples given it may be seen that the origin-myths of Melanesia show clear evidence of composite origins. From small groups like the Admiralty Islands several quite different legends accounting for the same thing have been collected, and throughout the whole area a striking variety exists. In how far we are justified in attributing one set of myths to the older Papuan stratum and another to the later Melanesian layer is very difficult to say, since but little from the purer Papuan tribes of the area has as yet been recorded. Comparison with Polynesia and Indonesia suggests that the myths of the origin of the sea, of mankind as originally having had the power to renew their youth by changing skins, and of the obtaining of fire from or with the aid of snakes, were primarily Papuan, for no traces of either appear in Indonesia, and only the former is found in somewhat mutilated form in Samoa, but nowhere else in Polynesia. Other themes, however, such as the origin of human beings from eggs or from a clot of blood, are widely known in Indonesia and also occur in western and south-western Polynesia, and would seem to be immigrant elements from the great culture stream which, passing from Indonesia eastward into the Pacific, swept with greatest strength the north-eastern and south-eastern parts of Melanesia.

Culture Heroes

One of the most noteworthy features of Melanesian mythology is the prominence of tales relating either to two culture heroes, one of whom is, as a rule, wise and benevolent, while the other is foolish and malicious; or to a group of brothers, usually ten or twelve in number, two of whom, one wise and one foolish, are especially outstanding. Thus a rudimentary sort of dualism is developed which stands in rather marked contrast to Indonesian mythology, while showing points of contact with Polynesian and Micronesian ideas.

In New Britain we have already seen how To-Karvuvu unsuccessfully imitated To-Kabinana in the making of woman; and in the local forms of the myth of the origin of death it was To-Karvuvu who cried and refused to recognize his mother when she had shed her skin and become rejuvenated, so that he was thus directly responsible for the entrance of death into the world. A few other examples of his foolishness may be given from the same region. According to one of these tales, To-Kabinana and To-Karvuvu were one day walking in the fields when the former said to the latter, "Go, and look after our mother." So To-Karvuvu went, filled a bamboo vessel with water, poured it over his mother, heated stones in the fire, killed her, and laid her in the oven to roast, after which he returned to To-Kabinana, who asked him how their parent was and if he had taken good care of her. To-Karvuvu replied, "I have roasted her with the hot stones," whereupon his brother demanded, "Who told you to do that?" "Oh," he answered, "I thought you said to kill her!" but To-Kabinana declared, "Oh, you fool, you will die before me. You never cease doing foolish things. Our descendants now will cook and eat human flesh."

On another occasion To-Kabinana said to his brother, "Come, let us each build a house," and accordingly each constructed a dwelling, but To-Kabinana roofed his house outside, while his foolish brother covered his on the inside. Then To-Kabinana said, "Let us make rain!" so they performed the proper ceremony, and in the night it rained. The darkness pressed heavily on To-Karvuvu so that he sat up, and the rain came through the roof of his house and fell upon him, and he wept. In the morning he came to his brother, saying, "The darkness pressed upon me, and the rain-water wet me, and I cried." But when To-Kabinana asked, "How did you build your house?" the other replied, "I covered it with the roof covering inside. It is not like yours." Then they both went to look at it, and To-Karvuvu said, "I will pull it down and build like yours." But his brother had pity on him and said, "Do not do that. We will both of us live together in my house."

Many of the evil or harmful things in the world were the work of the foolish brother. One day To-Kabinana carved a Thum-fish out of wood and let it float on the sea and made it alive so that it might always be a fish; и Thum-fish drove the Malivaran-fish ashore in great numbers so that they could be caught. Now To-Karvuvu saw them, and asked his brother where were the fish that forced the Malivaran-fish ashore, sa}ring that he also wished to make some. Accordingly, To-Kabinana told him to make the figure of a Thum-fish, but instead the stupid fellow carved the effigy of a shark and put it in the water. The shark, however, did not drive the other fish ashore, but ate them all up, so that To-Karvuvu went crying to his brother and said, "I wish I had not made my fish, for he eats all the others"; whereupon To-Kabinana asked, "What kind of a fish did you make?" and he replied, "A shark." Then To-Kabinana said, "You are indeed a stupid fellow. You have brought it about that our descendants shall suffer. That fish will eat all the others, and he will also eat people as well."

The characters of the two brothers are seen to be quite clearly distinguished, To-Karvuvu being in these tales (as in many others from this same area) foolish or stupid rather than designedly malicious, although his follies are usually responsible for the troubles and tribulations of human life; whereas To-Kabinana, on the other hand, appears as actively benevolent, his well-intentioned deeds in behalf of mankind being frustrated by his brother. Tales of a similar type have been collected at one or two points on the German New Guinea shore, but appear to be much less common than among the coast population of New Britain. From British New Guinea few tales of this sort seem to have been collected, although stories of the wise and foolish brothers are very prevalent in the Solomon, Santa Cruz, and Banks Islands and the New Hebrides, where they are of the second type, in that, instead of the usual two brothers, we have a group of ten or twelve.

In the Banks Islands Qat is the great hero, and many tales are told of him and his eleven brothers, all of whom were named Tagaro, one being Tagaro the Wise, and one Tagaro the Foolish. In the stories told in Mota, all seem to have combined against Qat and endeavoured to kill him; but in Santa Maria, another island of the group, Qat has his antithesis in Marawa, the Spider, a personage who in Mota seems to become Qat's friend and guide. Thus, according to one tale, when Qat had finished his work of creation, he proposed to his brothers, Tagaro, that they make canoes for themselves. Qat himself cut down a great tree and worked secretly at it every day, but made no progress, for each morning, when he came back to his task, he found that all that had been done the previous day was undone, and the tree-trunk made solid again. On finishing work one night, he determined to watch, and accordingly, making himself of very small size, he hid under a large chip which he carried away from the pile that he had made during the day. By and by a little old man appeared from a hole in the ground and began to put the chips back, each in the place from which it had been cut, until the whole tree-trunk was almost whole once more, only one piece being lacking, namely, that under which Qat had hidden himself. Finally the old man found it, but just as he was about to pick it up, Qat sprang out, grew to his full size, and raised his axe to kill the old man who had thus interfered with his work. The latter, however, who was Marawa in disguise, begged Qat to spare his life, promising to complete the canoe for him if he would do so. So Qat had mercy on Marawa, and he finished the boat, using his nails to scoop and scrape it out. When the canoes were finished, Qat told his brothers to launch theirs, and as each slipped into the water, he raised his hand, and the boat sank; whereupon Qat and Marawa appeared, paddling about in their canoe and surprising the other brothers, who had not known that Qat was at work.

After this, the brothers tried to destroy Qat in order that they might possess his wife and canoe. "One day they took him to the hole of a land-crab under a stone, which they had already so prepared by digging under it that it was ready to topple over upon him. Qat crawled into the hole and began to dig for the crab; his brothers tipped over the stone upon him, and thinking him crushed to death, ran off to seize Ro Lei and the canoe. But Qat called on Marawa by name, 'Marawa! take me round about to Ro Lei,' and by the time that his brothers reached the village, there was Qat to their astonishment sitting by the side of his wife." They tried to kill him in many other ways, but Qat was always the victor, and their plans were frustrated.

The element of the opposition of the wise and foolish brothers is better brought out, it seems, in the New Hebrides, where Tagaro becomes the chief actor and is pitted against Suqe-matua. "Tagaro wanted everything to be good, and would have no pain or suffering; Suqe-matua would have all things bad. When Tagaro made things, he or Suqe-matua tossed them up into the air; what Tagaro caught is good for food, what he missed is worthless." In a neighbouring island Tagaro is one of twelve brothers, as in the Banks Islands, and usually another of them is Suqe-matua, who continually thwarts him. In Lepers Island " Tagaro and Suqe-matua shared the work of creation, but whatever the latter did was wrong. Thus when they made the trees, the fruit of Tagaro's were good for food, but Suqe-matua's were bitter; when they created men, Tagaro said they should walk upright on two legs, but Suqe-matua said that they should go like pigs; Suqe-matua wanted to have men sleep in the trunks of sago palms, but Tagaro said they should work and dwell in houses. So they always disagreed, but the word of Tagaro prevailed. In this latter feature we have the exact opposite of the conditions in New Britain. Tagaro was said to be the father of ten sons, the cleverest of whom was Tagaro-Mbiti.

In another portion of this island Tagaro's opponent, here known as Meragbuto, again becomes more of a simple fool, and many are the tricks that Tagaro plays upon him." One day Meragbuto saw Tagaro, who had just oiled his hair with coco-nut oil, and admiring the effect greatly, asked how this result had been produced. Tagaro asked him if he had any hens, and when Meragbuto answered that he had many, Tagaro said: "Well, when they have roosted in the trees, do you go and sit under a tree, and anoint yourself with the ointment which they will throw down to you." Meragbuto carried out the instructions exactly and rubbed not only his hair, but his whole body with the excrement of the fowls. On the following day he went proudly to a festival, but as soon as he approached everyone ran away, crying out at the intolerable odour; only then did Meragbuto realize that he had been tricked, and washed himself in the sea.

Another time Tagaro placed a tabu upon all coco-nuts so that no one should eat them; but Meragbuto paid no attention to this prohibition, eating and eating until he had devoured nearly all of them. Thereupon Tagaro took a small coco-nut, scraped out half the meat, and leaving the rest in the shell, sat down to await the coming of Meragbuto, who appeared by and by, and seeing the coco-nut, asked Tagaro if it was his. "Yes," said Tagaro, "if you are hungry, eat it, but only on condition that you eat it all." So Meragbuto sat down and scraped the remainder of the nut and ate it; but though he scraped and scraped, more was always left, and so he continued eating all day. At night Meragbuto said to Tagaro, "My cousin, I can't eat any more, my stomach pains me." But Tagaro answered, "No. I put a tabu on the coco-nuts, and you disregarded it; now you must eat it all." So Meragbuto continued to eat until finally he burst and died. If he had not perished, there would have been no more coco-nuts, for he would have devoured them all.

At last Tagaro determined to destroy Meragbuto, and accordingly he said, "Let us each build a house." This they did, but Tagaro secretly dug a deep pit in the floor of his house and covered it over with leaves and earth; after which he said to Meragbuto: "Come, set fire to my house, so that I and my wife and children may be burned and die; thus you will become the sole chief." So Meragbuto came and set fire to Tagaro's house, and then went to his own and lay down and slept. Tagaro and his family, however, quickly crawled into the pit which he had prepared, and so they escaped death; and when the house had burned, they came up out of their hiding-place and sat down among the ashes. After a time Meragbuto awoke, and saying, "Perhaps my meat is cooked," he went to where Tagaro's house had been, thinking to find his victims roasted. Utterly amazed to see Tagaro and his family safe and sound, he asked how this had happened, and Tagaro replied that the flames had not harmed him at all. "Good!" said Meragbuto, "when it is night, do you come and set fire to my house and burn me also." So Tagaro set fire to Meragbuto's house, but when the flames began to burn him, Meragbuto cried out, "My cousin! It hurts me. I am dying." Tagaro, however, replied, "No, you will not die; it was just that way in my case. Bear it bravely; it will soon be over." And so it was, for Meragbuto was burned up and entirely destroyed.

Two points of special interest in connexion with these tales deserve brief discussion. One of the most characteristic features of Polynesian mythology is the prominence of the Maui cycle; and if we compare these Polynesian tales with the Melanesian stories of the wise and foolish brothers, there is a suggestion of some sort of relationship between them. To be sure, the similarity lies mainly in the fact that in both regions there is a group of brothers, one of whom is capable, the others incapable or foolish, whereas the actual exploits of the two areas are different. Again, it is only in New Zealand that even this slight amount of correspondence is noticeable. In spite, however, of this very slender basis for comparison, it seems, in view of the relative absence of this type of tale from the rest of the Pacific area, that the suggestion of connexion between the two groups of myths is worth further investigation. This is especially evident in view of the second of the two points to which reference has been made, i.e. the similarity between Tagaro, the name of the Melanesian brothers in the New Hebrides, and the Polynesian deity Tangaroa, who appears in several guises, i. е. as a simple god of the sea in New Zealand, as the creator in the Society and Samoan Groups, and as an evil deity in Hawaii. It is not yet possible to determine the exact relationship between the Polynesian Tangaroa and the New Hebridian Takaro, but it is probable that there is some connexion between them. It may be that the use of the name in the New Hebrides is due wholly to borrowing during the comparatively recent Polynesian contact; but on the other hand, it is possible that Tangaroa is a Polynesian modification of the Melanesian Tagaro. The general uniformity of the conceptions of Tagaro in Melanesia, contrasted with the varied character of Tangaroa in Polynesia, adds considerable difficulty to the problem. The final elucidation of the puzzle must wait, however, for the materials at present available are not sufficiently complete to enable us to draw any certain conclusions.

Miscellaneous tales

Cannibals

A very common class of tales in Melanesia deals with cannibals and monsters, and our discussion of the general or more miscellaneous group of myths may well begin with examples of this type. As told by the Sulka, a Papuan tribe of New Britain, one of these stories runs as follows. Once there was a cannibal and his wife who had killed and eaten a great many persons, so that, fearing lest they should all be destroyed, the people resolved to abandon their village and seek safety in flight. Accordingly, they prepared their canoes, loaded all their property on board, and made ready to leave; but Tamus, one of the women of the village, was with child, whence the others refused to take her with them, saying that she would only be a burden upon the journey. She swam after them, however, and clung to the stem of one of the canoes, but they beat her off, compelling her to return to the deserted village and to live there alone. In due time she bore a son, and when he grew up a little, she would leave him in her hut while she went out to get food, warning him not to talk or laugh, lest the cannibals should hear and come and eat him. One day his mother left him a драцена-plant as a plaything, and when she was gone he said to himself, "What shall I make out of this, my brother or my cousin?" Then he held the драцена behind him, and presently it turned into a boy, with whom he played and talked. Resolving to conceal the presence of his new friend. Pupal, from his mother, he said to her on her return, "Mother, I want to make a partition in our house; then you can live on one side, and I will live on the other" and this he did, concealing Pupal in his portion of the house. From time to time his mother thought that she heard her son talking to someone and was surprised at the quantity of food and drink he required; but though she often asked him if he was alone, he always declared that he was. At last one day she discovered Pupal and then learned how he had come from the dracaena. She was glad that her son now had a companion, and all three lived happily together.

Tamus was, however, more than ever afraid that the cannibals would hear sounds, and suspecting the presence of people in the deserted village, would come to eat them; but the two boys reassured her, saying, "Have no fear; we shall kill them, if they dare to come." Accordingly, making themselves shields and spears, they practised marksmanship and also erected a slippery barricade about the house, so that it would be difficult to climb. When they had completed their preparations, they set up a swing near the house, and while they were swinging, called out to the cannibals, "Where are you? We are here, come and eat us." The cannibals heard, and one said to the other, "Don't you hear someone calling us over there? Who can it be, for we have eaten all of them." So they set out for the village to see what could have made the noise, the two boys being meanwhile ready in hiding. When the cannibals tried to climb the barricade, they slipped and fell, and the boys rushing out succeeded in killing them both after a hard fight. The children then called to the boy's mother, who had been greatly terrified, and when she came and saw both the cannibals dead, she built a fire, and they cut up the bodies and burned them, saving only the breasts of the ogress. These Tamus put in a coco-nut-shell, and setting it afloat on the sea, said: "Go to the people who ran away from here, and if they ask, 'Have the cannibals killed Tamus, and are these her breasts?' remain floating; but if they say, 'Has Tamus borne a son and has he killed the cannibals, and are these the breasts of the ogress?' then sink!".

The coco-nut-shell floated away at once and by and by came to the new village built by the people who had fled years before. All occurred as Tamus had foreseen, and through the aid of the coco-nut-shell and its contents the people learned the truth. When they discovered the death of the cannibals, they were overjoyed and set out at once for their old home; but just as they were about to land, Pupal and Tamus's son attacked them, and the latter said, "Ye abandoned my mother and cast her away. Now, ye shall not come back." After a while, however, he relented and allowed the people to land, and all lived together again happily and safely in their old home.

Another cannibal story which introduces interesting features is told in the New Hebrides. There was once a cannibal named Taso, who came one day upon the sister of Qatu and killed her, but did not eat her because she was with child. So he abandoned her body in a thicket, and there, though their mother was dead, twin boys were bom. They found rain-water collected in dead leaves, and shoots of plants that they could eat; so they lived, and when they grew old enough to walk, they wandered about in the forest until one day they found a sow belonging to their uncle Qatu. He came daily to give it food, but when he had gone, the boys would eat part of the sow's provisions. Thus they grew, and their skins and hair were fair. Qatu wondered why his sow did not become fat, and watching, discovered the tmns and caught them; but when they told him who they were, he welcomed them as his nephews and took them home with him. After they grew bigger, he made little bows of sago fronds for them, and when they could shoot lizards, he broke the bows, giving them larger ones with which they brought down greater game; and thus he trained them until they were grown up and could shoot anything. When they were young men, Qatu told them about Taso and how he had murdered their mother, warning them to be careful, lest he should catch them. The twins, however, determined to kill the cannibal, so they set a tabu on a banana-tree belonging to them and said to their uncle: "If our bunch of bananas begins to ripen at the top and ripens downwards, you will know that Taso has killed us; but if it begins to ripen at the bottom and ripens upwards, we shall have killed him."

So they set off to kill Taso, but when they came to his house, he had gone to the beach to sharpen his teeth, and only his mother was at home. Accordingly, they went and sat in the Гамаль the men's house, to wait for him, and lighting a fire in the oven, they roasted some yams and heated stones in the blaze. Thereupon Taso's mother sang a song, telling him that there were two men in the gamal and that they should be food for him and for her; so the cannibal quickly returned from the shore, and as he came, he moved his head from side to side, striking the trees so that they went crashing down. When he reached the Гамаль he climbed over the door-rail, but the boys immediately threw at him all the hot rocks from the oven and knocked him down, and then with their clubs they beat him until he was dead, after which they killed his mother, and setting fire to the house over them, went away. Now Qatu, hearing the popping of the bamboos as the house burned, said, "Alas, Taso has probably burned the boys!" Hastening to see what had happened, however, he met them on the way and heard from them that they had killed Taso and had revenged their mother whom he had slain.

Although greatly feared, and capable of destroying people in numbers, the cannibals are usually pictured as stupid and easily deceived, as shown in the following two tales. In a village lived four brothers, the eldest of whom one day took his bow and went out to shoot fish. Those which were only wounded he buried in the sand, and so went on until his arrow hit and stuck in the trunk of a bread-fruit-tree; whereupon, looking up and seeing ripe fruit, he climbed the tree and threw several of them down. An old cannibal heard the sound as they dropped and said, "Who is that stealing my fruit?" The man in the tree replied, "It is I with my brothers," and the old ogre answered, "Well, let us see if what you say is true. Just call to them." Accordingly, the man shouted, "My brothers!" and all the fish that he had buried in the sand, replied, so that it sounded as if many men were near; whereupon the cannibal was frightened and said, "It is true, but hurry up, take what you will, only leave me the small ones." So the man took the bread-fruit, gathered up the fish which he had buried, and went home; but when his brothers begged him to share his food with them, or at least to give them the skins of the fish, he refused, telling them to go and get some for themselves.

The next day the second brother went off, followed his brother's tracks, imitated his procedure, and came back with fish and fruit; the third brother did the same on the following day; and then it came the turn of the fourth to go. He, however, failed to bury the wounded fish, but killed them, and when the cannibal asked him to call his brothers, there was no reply. "Aha," said the cannibal, "now I have got you. You must come down from the tree." "Oh, yes!" said the youngest brother, "I shall come down on that tree there." Quickly the ogre took his axe and cut down the tree, and in this way he felled every one that stood near. "Now, I surely have you," said he, but the youngest brother replied, "No, I will come down on your youngest daughter there." So the cannibal rushed at her and gave her a fatal blow; and thus the man in the tree induced the stupid monster to kill all his children and his wife and lastly to cut off his own hand, whereupon the man came down from the tree and slew the ogre.

The following story presents striking features of agreement with certain Indonesian tales. A man and his family had dried and prepared a great quantity of food, which they stored on a staging in their home; and one day, when the man had gone off to his field to work, a cannibal came to the house, and seeing all the provisions, resolved to get them. So he said to the man's wife, who had been left alone with the children, "My cousin told me to tell you to give me a package of food." The woman gave him one, and he hid it in the forest, after which he returned and repeated his request, thus carrying away all the food which the people had stored. Finally he seized the woman and her children, shut them up in a cave, and went away, so that when the husband returned, he found his house empty. Searching about, he at last heard his wife calling to him from the cave where she had been imprisoned, and she told him how the cannibal, after stealing their food, had taken her and the children. Hard though her husband tried, he could not open the cave, but was forced to sit there helpless while his wife and family starved to death, after which he returned to his town and plaited the widower's wristlets and arm-bands for himself. One day the old cannibal came by, and seeing him sitting there, he admired the plaited ornaments which the man wore, but did not know what they were. He asked the man to make him some like them, and the widower agreed, saying, "You must first go to sleep, then I can make them properly." So they went to seek a suitable place, and the man, after secretly telling the birds to dam up the river, that the bed might be dry, led the cannibal to a great tree-root in the channel of the stream and told him that this would be a good place. Believing him, the cannibal lay down on the root and slept, whereupon the man took strong ротанг and vines and tied the monster fast, after which he called out to the birds to break the dam and let the flood come down the river. He himself ran to the bank in safety, and when the cannibal, awakened by the water which rose higher and higher, cried out, "What is this cold thing which touches me?" the man replied: "You evil cave-monster, surely it was for you that we prepared all the food, and you came and ate it up. You also killed my wife and children, and now you want me to plait an arm-band for you." Then he tore off his own arm-bands and signs of mourning and threw them away, while the water rose above the head of the cannibal and drowned him.

Женщины

The theme of the woman abandoned by the people of the village, one form of which has already been given, is very common in Melanesia, and another version presents several interesting features for comparison. A woman named Garawada one day went with her mother-in-law into the jungle to gather figs. Coming to a fig-tree, Garawada climbed up and began to eat the ripe fruit, while she threw down the green ones to her mother-in-law. The latter, angered at this, called to Garawada to come down, but when she reached the fork in the tree, the old woman, who was a witch, caused the forks to come together, thus imprisoning her daughter-in-law, after which she went away and left her. For many days the woman remained in the tree, and finally bore a son; but after a while the child fell to the ground, and though his mother feared that he would die, he found wild fruits and water, and lived. One day he looked up into the tree and discovered his mother, and from that time he gave her fruits and berries in order that she might not starve. Nevertheless, he longed for other companions, and one day he said to his parent, "Mother, teach me my party that I may sing it when I find my people, and that thus they may know me." So she taught him his spell:

The child then ran off to seek his way out of the jungle. Once he forgot his song, but after hastening back to relearn it, he hurried away again and came to the edge of the forest, where he saw some children throwing darts at a coco-nut which was rolled upon the ground. He yearned to play with them, and making for himself a dart, he ran toward them, singing his charm and casting his missile. Not being used to aim at a mark, however, he missed the coco-nut and struck one of the children in the arm, whereat, thinking an enemy had attacked them, the children all ran shrieking to their homes. The next day he came again, and this time the children fled at once, but though he followed, he was unable to catch them, and so returned a second time to his mother. The children now reported their adventure to their parents, and the father of one of them determined to go with them the following day and hide that he might watch what happened. Accordingly, when the little jungle-boy came the third time, the man ran out and caught him and asked him who he was; whereupon the boy told him the story of his mother's bravery, and how he himself had grown up alone in the jungle, and then sang his song:

At this the man said, "Truly thou art my nephew. Come, let us go and set thy mother free." So they went with many of the villagers and cut down the tree, for they could not separate the branches; but as the tree fell, Garawada slipped away and ran swiftly to the beach, and there, turning into a crab, crawled into a hole in the sand. Her son wept, because he knew that his mother had left him, but his uncle led him back to the village and took him into his own home, and the children no longer were afraid to have him for a playfellow.

Тема swan-maiden, which perhaps occurs in parts of Polynesia and widely in Indonesia, seems quite well developed in the New Hebrides. According to the version told in Lepers Island, a party of heavenly, winged maidens once flew down to earth to bathe, and Tagaro watched them. He saw them take off their wings, stole one pair, and hid them at the foot of the main pillar of his house. He then returned and found all fled but the wingless one, and he took her to his house and presented her to his mother as his wife. After a time Tagaro took her to weed his garden, when the yams were not yet ripe, and as she weeded and touched the yam vines, ripe tubers came into her hand. Tagaro's brothers thought she was digging yams before their time and scolded her; she went into the house and sat weeping at the foot of the pillar, and as she wept her tears fell, and wearing away the earth pattered down upon her wings. She heard the sound, took up her wings, and flew back to heaven.

Another version adds that the returning sky-maiden took her child with her; and when Tagaro came back to find his wife and son absent, he asked his mother regarding them, her reply being that they had gone to the house and wept because they had been scolded about the yams. Tagaro hurried to the dwelling, but seeing that the wings were gone, he knew that his wife and child had returned to the sky-land. Thereupon he called a bird and said, "Fly up and seek for them in their country, for you have wings and I have not." So the bird flew up and up and up, and perched upon a tree in the sky-country. Under the tree Tagaro's wife sat with her child, making mats, and the bird, scratching upon a fruit pictures of Tagaro, the child, and its mother, dropped it at their feet. The boy seized it, and recognizing the pictures, they looked up and saw the bird, from whom they learned that Tagaro was seeking them. The sky-woman bade the bird tell Tagaro that he must ascend to the sky-land, for only if he should come up to her would she agree to descend to earth again. The bird carried the message, but Tagaro was in despair, for how, without wings, could he possibly reach the sky? At last he had an idea. Quickly making a powerful bow and a hundred arrows, he shot one of them at the sky. The arrow stuck firmly, and he then shot another into the butt of the first, and a third into the butt of the second, and thus, one after another, he sent his arrows, making an arrow-chain, until, when he had sped the last one, the end of the chain reached the earth. Then from the sky a banian-root crept down the arrow-chain and took root in the earth. Tagaro breathed upon it, and it grew larger and stronger, whereupon, taking all his ornaments, he and the bird climbed the banian-root to the sky. Там он нашел свою потерянную жену и ребенка и сказал им: «А теперь спустимся». Соответственно, его жена собрала свои циновки и последовала за ним, но когда Тагаро сказал ей: «Иди первой», она ответила: «Нет, ты пойдешь первой». Итак, Тагаро двинулся, и они последовали за ним; но когда они прошли половину пути, его жена вынула топор, который она спрятала, и срезала корень банана прямо под ней, так что Тагаро и птица упали на землю, а она и ее ребенок снова поднялись в небо.

В своем распространении история Острова Женщин представляет ряд интересных элементов. По версии из Новой Британии, однажды человек поставил на дереве силки, чтобы ловить голубей. Одна из птиц была поймана, но сумела вырвать петлю и улетела над морем. Человек, думая закрепить его, последовал за ним на своей каноэ и, проплыв весь день и всю ночь, утром увидел остров и птицу, сидящую на дереве. Тщательно спрятав каноэ, он пошел за птицей, но, услышав приближение людей, поспешно забрался на дерево и спрятался. Дерево стояло прямо над источником, и вскоре появилось много женщин, пришедших за водой. Один из них предшествовал другим, и когда она наклонилась, чтобы окунуться в воду, она увидела отражение мужчины на поверхности бассейна; после чего она крикнула своим товарищам: «Я наполню ваши сосуды для воды», потому что она не хотела, чтобы другие узнали, что на дереве был человек. Когда все сосуды были наполнены и женщины начали возвращаться домой, она тайно оставила свой солнцезащитный щит; и после того, как они отошли немного, она сказала: «О, я оставила свой солнцезащитный щит! Вы все идете, я догоню». Итак, она вернулась к источнику и, призывая человека спуститься, попросила его жениться на ней, и он согласился. Она привела его в свой дом и спрятала его там, и поэтому только она из всех женщин имела мужчину в качестве мужа; для всех остальных были только черепахи. В свое время у нее родился ребенок, которому другие женщины завидовали и спрашивали ее, как родился ее человеческий ребенок, но она отказалась раскрыть свой секрет, хотя постепенно она призналась своей сестре, что нашла мужчину и согласилась. позволить ей также стать его женой. Когда позже ее сестра родила ребенка, другим женщинам снова стало любопытно, и, наконец, открыв секрет, каждая из них пожелала иметь мужчину своим мужем, и они заплатили сестрам, чтобы они позволили им выйти замуж за этого мужчину и стать его женами; так что у мужчины было очень много супругов. После того, как первый ребенок этого человека вырос, он решил покинуть остров; и соответственно, открыв свою лодку, которую он спрятал, он поплыл к своему дому, где он увидел знаки, выставленные в доме мертвых, поскольку все думали, что он утонул. Был вечер, когда он добрался до своей деревни, и когда он постучал в барабан, чтобы сообщить жене, что он вернулся, она крикнула: «Кто там?» на что он ответил: «Это я». Она зажгла факел, вышла из дома и посмотрела на него; но рассердился и сказал: "Ты тот, кто заставил нас потратить все наши деньги на бусы напрасно на твои похоронные церемонии, в то время как ты без стыда жил с другими женами, она схватила топор и ударила его, так что он умер.

Из сказок, в которых неодушевленные предметы становятся личностями или действуют как таковые, и которые, очевидно, характерны для меланезийского региона, мы можем взять пример из Немецкой Новой Гвинеи. Однажды ночью, когда две женщины спали в доме, одна тапа-битер превратился в женщину, похожую на одну из пары, и, разбудив другую, сказал ей: «Пойдем, нам пора на рыбалку». Женщина встала, взяли факелы и вышли в море на каноэ. Через некоторое время она увидела остров из плавникового леса, и, когда наступил рассвет, заметила, что ее спутник превратился в тапа-битер, после чего она сказала: "О, тапа-Битр меня обманул. Пока мы разговаривали вечером, он стоял в углу и слышал нас, а ночью пришел и обманул меня ». Высадив ее на острове, тапа-битер улетел и бросил ее; но она искала пропитания и нашла яйцо орлана, которое она держала в руке, пока оно не разбилось и не вылупилось молодое животное, о котором она заботилась, пока оно не стало большим. Затем птица улетала и приносила ей рыбу, а также приносила ей огнестрельное оружие, чтобы она могла приготовить себе еду. Однако ее большим желанием было вернуться в свой дом; но когда птица сказала, что отнесет ее к берегу, она засомневалась, достаточно ли он силен. Затем птица схватила большое деревянное бревно и показала ей, что он может поднять его, поэтому она, наконец, поверила ему и, таким образом, благополучно вернулась на свой остров. Ее родители были счастливы видеть ее, и она гладила и кормила птицу, которая так хорошо о ней заботилась; но так как орлан не мог удовлетвориться, он улетел. Затем женщина рассказала родителям, как тапа-билер обманул и похитил ее; и ее отец рассердился, и, разводя большой огонь, он бросил тапа-бить в него и сжег.

Призраки

Не менее типичны для Меланезии многочисленные рассказы о привидениях; и пример из Кай, папуасского племени из Германской Новой Гвинеи, гласит следующее. Однажды несколько братьев, которые собирали материал для изготовления нарукавных повязок, забрались на большое дерево, когда самый младший сделал ошибку и упал на землю и был убит. Другие братья, которые не могли видеть, что произошло из-за густой листвы, воскликнули: «Что это упало?» Однако призрак мертвого брата все еще стоял на дереве и сказал: «Я наступил на мертвую ветвь, которая сломалась», и, солгав таким образом своим братьям, он спустился с дерева перед ними, обернул свое тело листьями и спрятал это. Когда его братья спустились, призрак пошел вместе с ними, но по дороге он внезапно сказал: «О! Я забыл и что-то оставил на том дереве. Подождите, пока я не получу это». Соответственно, они ждали, пока призрак вернулся, поднял его тело и принес с собой, но снова спрятал его, прежде чем он пришел к тому месту, где были его братья. Затем все пошли в сторону деревни; но через некоторое время он повторил фокус несколько раз, пока его братья, заподозрившись, не увидели и не узнали, как их обманули. Вслед за этим все они убежали и, придя в деревню, закричали: «Мы видели нечто загадочное. Закрой свои двери». Так что все люди повиновались, все, кроме старухи и ее внука, потому что она не услышала предупреждения и оставила дверь открытой.

Постепенно появился призрак, неся его тело на спине. Он попытался бросить свой труп в первый дом, но тот ударился о закрытую дверь и снова упал; поэтому он поднял его и бросил в следующий с таким же результатом. Так он пробовал их всех, пока не дошел до последнего дома, в котором жила старуха; и здесь, поскольку дверь была открыта, призрак преуспел и бросил свое тело в дом. Старуха быстро схватила сверток и снова выбросила, но призрак поймал его и швырнул обратно. Таким образом, они продолжали перебрасывать тело туда и сюда; но в конце концов старуха по ошибке схватила своего внука и выбросила его, на что призрак закричал: «Это здорово! Теперь ты дал мне поесть». Затем старуха сказала: «Брось его снова», но призрак ответил, думая обмануть ее: «Ты сначала выбрось мое тело. Потом я брошу его обратно». Так они спорили до тех пор, пока не приблизился рассвет, когда старуха закричала: «Приближается рассвет. Это что-то значит для тебя или для меня?» Поскольку призрак ответил: «Для меня!» женщина задержалась до наступления дня. Свет солнца подверг призрак опасности, поэтому он отбросил внука назад и получил взамен его собственное тело; но, будучи больше не в состоянии скрывать себя, он превратился в дикого таро-завод, а его тело превратилось в кусок коры.

Животные

Во многих частях Меланезии встречается тип сказки, которая кажется редкостью в Полинезии и Индонезии, но, с другой стороны, распространена в Австралии, то есть рассказы, рассказываемые для объяснения специфических отметин или характеристик различных животных, растений, или неодушевленные предметы. На островах Бэнкс говорят, что крыса и рельс, однажды найдя Гарига-дерево, полное спелых плодов, спорят, какое дерево должно взобраться. Наконец крыса поднялась, но вместо того, чтобы бросить спелые плоды на перила, она съела их сама и бросила только камни. Обнаружив, что крыса отказалась дать ему полностью спелые плоды, птица сказала: «Бросьте мне этот фрукт. Он только красный спелый», после чего крыса взяла плод и бросила его на поручень, так что он ударил его о лоб и прилип. Перила рассердились, и, когда крыса спустилась с дерева, он сунул развернутый лист драцена в крупу крысы, где она крепко застряла. Итак, хвост крысы - это лист драцена что рельс вставлен туда, а красный кусок на головке рельса - это Гарига-фрукт, который в него кинула крыса.

На острове Леперс в Новых Гебридских островах происхождение хорошего и плохого ямса объясняется следующим образом. Однажды курица и десять ее цыплят наткнулись на дикий батат, который через некоторое время встал и съел одну из цыплят. Выжившие позвали воздушного змея, который сказал курице: «Положи цыплят под меня», и когда ямс подошел и спросил воздушного змея, где были куры, птица ответила: «Я не знаю». После этого батат отругал воздушного змея, и тот, схватив батат, взлетел высоко в воздух и бросил его на землю. Затем другой змей поднял его и позволил упасть, так что ямс раскололся на две части; Таким образом, два коршуна разделили ямс между собой, поэтому одни ямы были хорошими, а другие - плохими.

История того, как черепаха получила панцирь, рассказывается в Британской Новой Гвинее следующим образом. Однажды черепаха и валлаби, будучи голодными, пошли вместе в сад хомбилла и начали есть его бананы и сахарный тростник. Пока они были заняты этим, птицы готовили пир, и Бинама, птица-носорог, попросила одного из них пойти на берег за соленой водой, чтобы приправить пищу. Некоторые извинились, опасаясь, что враг может убить их, но в конце концов трясогузка согласилась пойти и по пути прошла через сад Бинамы, где он увидел пиршество валлаби и черепахи. Черепаха очень испугалась, когда ее обнаружили, и сказала: «Ваш хозяин приказал нам съесть его бананы, потому что мы были голодны». Трясогузка знала, что это неправда, но ничего не сказала, набрала морской воды и, вернувшись в деревню другим путем, закричала: «Друзья, черепаха и валлаби едят в саду нашего хозяина». Тогда весь народ рассердился и, взяв свои копья, побежал и окружил сад. Валлаби, увидев опасность, совершил огромный прыжок и убежал, но черепаху, не имеющую средств к бегству, поймали и отнесли в плен к дому Бинамы, где его привязали к шесту и положили на полку до утра, когда Бинама и другие пошли за едой, чтобы устроить пир, на котором они намеревались убить черепаху. В доме остались только дети Бинамы, и черепаха, мягко говоря с ними, сказала: «Ослабьте мои узы, о дети, чтобы мы могли играть вместе». Дети так и сделали, а затем, по просьбе черепахи, получили лучшее из украшений своего отца, которые черепаха надевала и носила, пока ползла. Это развеселило детей, и они громко засмеялись, потому что черепаха надела себе на шею большое ожерелье из бус, на руки - нарукавники, а на спину - огромную деревянную чашу. Постепенно можно было услышать возвращение людей; и как только черепаха узнала об этом, она быстро побежала к морю, в то время как дети кричали: «Идите скорее, черепаха убегает!» Итак, все люди погнались за черепахой, но ей удалось добраться до моря и нырнуть, скрываясь из виду. Когда люди подошли к берегу, они крикнули: «Покажи себя! Подними голову!» Соответственно, черепаха поднялась и высунула голову над водой, после чего птицы бросили в него большие камни и сломали один из браслетов; они снова бросили и уничтожили другого; снова и ударил по ожерелью, так что нить разорвалась, и бусы пропали. Затем, в последний раз позвав черепаху показать себя, они бросили очень большие камни, которые упали на деревянную чашу на его спине, но не разбили ее, и черепаха не пострадала. Затем он убежал далеко за море, и по сей день все черепахи несут на своих спинах чашу, которая когда-то была в доме Бинамы.

Из Новой Британии пришла следующая история о собаке и кенгуру. Однажды, когда шел кенгуру в сопровождении собаки, он съел желтый лапуа-фрукт, и собака спросила, когда тот подошел к нему: «Скажи мне, что ты ел, что у тебя такой желтый рот?» Кенгуру ответил: «Есть кое-что на том бревне», указывая на груду грязи; после чего собака, думая, что это хорошо, быстро побежала и съела ее, только чтобы услышать, как его компаньон рассмеялся и сказал: «Послушай, друг, я съел желтый лаптуа- такие фрукты; то, что вы съели, - просто грязь ». Возмущенный обманом, разыгранным с ним, пес решил отомстить, и поэтому, когда они пошли к берегу, он побежал вперед и зарылся передними лапами в песок. Когда кенгуру подошел, пес сказал: «Господи, а у тебя длинные передние лапы! Отломите кусок ваших длинных лап. Как видите, я отломил часть своей, и теперь мои красивые и короткие. Поступай так же, и тогда мы оба будем похожими ». Так кенгуру отломил по кусочку каждой из своих передних лап и отбросил их, после чего собака вскочила и торжествующе сказала:« Ага! У меня все еще длинные передние лапы, а у вас только короткие. Вы тот, кто обманул меня и заставил съесть гадость ", и когда он произнес эти слова, он прыгнул на кенгуру и убил его, и с тех пор у кенгуру были короткие передние лапы. В нескольких случаях параллелизм между меланезийским и меланезийским Австралийские сказки этого типа очень поразительны, их значение станет очевидным позже.

Рекомендации

В эту статью включен текст из публикации, которая сейчас находится в всеобщее достояние: Диксон, Роланд (1916). «Меланезия». Океанический. Мифология всех рас. Vol. IX. Бостон: Маршалл Джонс. С. 101–150.

Цитаты

Источники

дальнейшее чтение

• «Меланезийская культура», Британская энциклопедия, 2006